Изо всех щелей - Страница 8

Глава 5

Как и предполагал, я на этом мероприятии оказался совершенным аутсайдером. Но слава тому, что я оказался не единственным. Стоя в последнем ряду, когда зачитывают некую молитву, я с закрытыми глазами думаю о своём. Много знакомых лиц вокруг, но мне катастрофически не хочется ни с кем из них налаживать контакт.

«На кладбище без цветов приходить негоже.» — слышу я вкрадчивый голос, будто священнослужитель вдруг обращается ко мне.

Я открываю глаза и вижу старого школьного товарища. Теперь он выглядит солидно, будто после школы прошло не пять лет, а минимум десять. У него уже есть живот и подбородок его подтянут, и в целом так серьёзен, будто содержит какой-то небольшой бизнес, а ко мне подошёл, чтобы обсудить свои какие-нибудь поставки.

«Вот и убила система ещё одного хорошего человека.» — так же тихо продолжает он, и получается у него более чем удачно — совершенно никто не оборачивается в нашу сторону. — «Он ведь так старался. Учился в Москве, на чём-то физическом. Вроде бы.»

«Не ругайся на систему, друг,» — так же тихо пытаюсь я ответить, — «Она вроде бы работает. Мы меняем иногда одну на другую, а недовольных всегда много. Но довольных — больше.»

«Да, система-то работает,» — уже более нервно отвечает мне бывший одноклассник, — «Только мы хороним сейчас друга, который погиб в дтп… Его сбила скорая помощь на пешеходном переходе, между мэрией и центральным милицеским участком.»

«Это, вроде бы, называется издержками.» — бормочу я, сильно удивлённый такому совпадению.

«Просто не каждому в этой системе есть место.» — мой старый товарищь чуть отходит от меня, тем самым показывая, что прекращает разговор.

Я сначала опускаю голову, потому что мне становится действительно грустно, а потом поднимаю её, и смотрю на величественные ели. Вечнозеленые деревья на кладбище. Мрачные, но тем не менее в чём-то оптимистичные. В слове «вечность» скорее всего.

Приятель, осветивший мне подробности гибели хоронимого, снова подходит ко мне.

Теперь он говорит совсем не тихо, а даже как-то с задором.

«А ещё я видел по телеку, как наш президент рекламирует мобильный телефон из самой Америки! Как это показывает тебе нашу систему?»

Я решаю отшутиться от него его же подходом.

«Да наш президент изначально был частью рекламной компании того мобильника.»

Приятель убирает с лица улыбку и в момент становится серьёзным. Кивет головой и ничего не отвечает, будто нас подслушивают.

Тем временем, наступает процесс прощания с покойным, которого я за всё время так ни разу и не увидел. Я не видел даже гроба. Разворачиваюсь к процессии спиной и ухожу. Зачем я тут? Зачем все пытаются заговорить со мной?

Я иду мимо кладбища, мимо вековых елей — и прихожу к речке. Тучи сгущаются на небе, и я вспоминаю, что так часто бывает во время похорон.

Прохладные ветер дует на меня со стороны реки и я чувствую запах грязной, сточной воды. Это особенно не беспокоит меня, до тех пор, пока воображение не начинает рисовать перед моими глазами детей, купающихся в этой воде и жуткую грязную рыбу, выловленную местными рыбаками.

Вернуться обратно? Да какой смысл во мне на этой процессии? Хотя я ведь пришёл сюда. Значит останавливаться сейчас как-то глупо.

Я возвращаюсь. Пока меня здесь не было, ничего не изменилось — мёртвый лежал в закрытом гробу, а очередь из довольно большого кол-ва человек, их было с полсотни, шла мимо с остановками для прощания. Я встаю в конец очереди, но родители покойного пропускают меня перед собой. «Эх, если бы все очереди были такими тихими, как эта!» — думаю я.

Змейка двигается и двигается, и в конце концов доходит до меня. Руки мои пусты, а слова в голову совершенно не приходят.

Мне становится невооброзимо тоскливо от вида этого деревянного гроба, от представления о том, какой изуродованный там может быть труп, от мыслей, как происходила эта ужасно глупая авария, почему именно с этим человеком, почему так показательно?.. Голова сильно кружится, и я очень пугаюсь, потому как думаю, что меня сейчас вырвет.

«Ты был хорошим другом.» — говорю я первое, что приходит в голову, и отхожу как можно быстрее, чтобы не дай бог не испортить процессию своим неуместным очищением организма — в сторону гроба.

Кладбищенская процессия кончилась довольно скоро, но тошнит меня до сих пор. Смеркается. Я чувствую себя очень глупо из-за того, что присутствовал на банкете по случаю смерти человека, по поводу которой не чувствовал ничего, кроме тошноты. Мне было безумно стыдно, и я пытался выпить побольше алкоголя, до такого состояния, чтобы не мочь не посочувствовать умершему. Не получилось, но вот организму стало ещё хуже.

Теперь я иду, слегка пошатываясь, опасаясь загреметь в милицейский участок, снова — по центральной улице города. Прохожу мимо Военно-Исторического Музея Боевой Славы, что спроектировал мой отец, и останавливаюсь. Я смотрю в сторону этого здания, и эмоции начинают переполнять меня. Я чувствую, как вокруг глаз, при моргании, образовывается влага, и поворачиваюсь в сторону музея. Я смотрю на него и мне кажется, будто и он смотрит на меня.

Сажусь на колени, не могу больше стоять.

И я думаю не о героях прошлого. Не о призрачных для меня подвигах этих людей, о которых мы знаем очень мало. Катастрофически мало, чтобы иметь честь к ним прикасаться, или катастрофически мало, чтобы вообще их возвеличивать. Не о какой-то «памяти» или «долге перед родиной» думаю я, не о стране, не об умерших людях. Я смотрю на это, обитое красным, зеркальным стеклом, здание, я вижу в нём своё отражение и одновременно не вижу в этом отражении себя. Мне не страшно за то, какой я человек. Я не боюсь того, кто я сейчас, не боюсь того, чтобы не стать никем. Чувство опустошённости одолевает меня, я чуть ли не в позе молящегося склоняюсь перед зданием со своим отражением в красном… Как же люди находят себе предназначение в этом мире? Что это, иллюзия, реальность, миф, или чистая правда, законсперированная информация со вскрытием по востребованию?